Золотой автомобиль [Авантюрист] - Енё Рэйтё

«Господину Эдуарду Б. Ванеку, рядовому. Оран, до востребования.

В ответ на ваше почтенное послание черт знает от какого числа, имею честь сообщить вам, что со дня нашей встречи в крепости я так и не смог, к великому сожалению, урегулировать наши дела. При нашем последнем радостном свидании я вас оставил едва одетым в подземелье, уверяя, что немедленно вернусь. К еще большему сожалению, должен довести до сведения вашей фирмы, что вынужден был отправиться в путешествие, получив удар по голове тяжелым предметом.

Возвращаясь к теме вашего письма, имею честь поставить вас в известность касательно неприкосновенности вашего гонорара; более того, вы располагаете правом зачислять на мой счет всякую причиненную вам обиду.

Мне крайне неприятно, что мое опоздание подкосило вас, однако – клянусь вам – так сложились обстоятельства.

Остаюсь в надежде, что наш союз окажется полезен и приятен для обеих сторон, и ожидаю дальнейших знаков вашего дружеского потрясения.

Всецело преданный вам Иван Петрович».

Лунный свет струился на Оранский берег, на террасу ресторана, и господин Ванек раздумывал, в какую сумму оценить пережитые в легионе горести и страдания. Вдруг за его спиной послышался мелодичный и приятный женский голос:

– Я вам не помешаю?

Перед ним стояла незнакомая дама в шелковом плаще матового оттенка, элегантная и явно благородного происхождения.

Господин Ванек отодвинул стул, и его кепи взлетело по широкой дуге:

– Разве мне может помешать красивая дама? Меня зовут…

– Петровский, если не ошибаюсь. Мы ведь уже встречались… Лаура Депирелли.

Дама была очень и очень красива, и господину Ванеку она действительно показалась знакомой. Он поспешно вскочил, и кепи вновь полетело в приветствии.

– Меня зовут…

– Неужели не помните? Я – певица Лаура Депирелли.

– Мне кажется, я вас где-то видел.

– Да. У полковника, в тот вечер, когда вас пригласили музицировать.

– Очень жаль, что не удалось. Но единственный инструмент, на котором я играю – гребенка, обтянутая папиросной бумагой, и ее не оказалось под рукой.

Вскоре беседа стала доверительной и сердечной.

– Месье, – заметила между прочим Лаура Депирелли, – у меня осталось тягостное впечатление от того вечера. За вашей трагедией таится женщина. И, поверьте, только другая женщина может излечить раны, нанесенные женщиной.

– Это вы очень эффектно сказали. Вероятно, в паузах между пением вы читаете произведения выдающихся писателей.

– Что вы делали раньше? – поинтересовалась певица.

– Я был служащим при конторе одного санатория в Ницце. Занимал высокое положение. Санаторием руководил профессор Лувье.

– И зачем же вы вступили в легион?

– Это… этого я, увы, не могу сказать. Склонная к романтике дама мечтательно посмотрела на господина Ванека.

– В ваших глазах есть нечто завлекательное, таинственное. Неужели вам этого еще не говорили?

– Не припоминаю, хотя в легионе мне столько всего наговорили!..

Чуть погодя они приступили к шампанскому. Господин секретарь расстегнул воротник мундира, его глаза страстно блестели. Господин Ванек был мужчиной в конце концов. Он не годился, пожалуй, на роль первого любовника, но и певица по возрасту и весу мало напоминала девушку грез.

– Вы должны бежать, – жарко прошептала Лаура Депирелли. Шампанское, несомненно, повысило на несколько градусов ее природный пыл.

– Мадам, я отвечу вам то же самое, что и моему несносному благодетелю по имени Вюрфли – учителю комических танцев и манер. Письмоводитель умирает, но не нарушает присяги.

– Мы уедем в Италию!

– Невозможно, – вздохнул Ванек, – хотя я обожаю Италию.

– Конечно, разве можно не любить Италию! Море цветов, апельсиновые рощи…

– Цветы и рощи – прекрасно, хотя прежде всего я люблю макароны и спагетти с томатным соусом.

Господин Ванек провел на редкость приятный вечер, но о бегстве и слышать не хотел.

– Подумайте, – страстно шептала певица, поднабравшись очередных градусов. – Мы будем всегда вместе, я буду петь для вас.

– К этому я бы еще смог со временем привыкнуть. Но нарушенная присяга похоронит мое гражданское достоинство. Нет, дезертировать я не стану.

И все же загадочная судьба распорядилась так, что господину Ванеку пришлось поставить на карту свое гражданское достоинство.

2

Пути злосчастия неисповедимы. В легионе, о котором по всему миру бродит столько ужасных слухов, господин Ванек вел жизнь приятную и вполне идиллическую. За два месяца обучения он не навострился хотя бы в течение десяти минут изготовиться к походному маршу. Часто батальон простаивал четверть часа, дожидаясь появления господина Ванека.

– Никто не видел моей портупеи? – невинно спрашивал он и, подняв фуражку, вежливо приветствовал капрала. Капрал при сем звучно скрипел зубами.

– Займите ваше место в строю, – кротко просил Лев. У него вдруг что-то стало неладно с желчным пузырем; неустрашимый Лев, геройски выдержавший три похода в Сахару, он ни разу не болел прежде…

Но что поделаешь, если полковник и все прочие офицеры похлопывают негодяя по плечу и относятся к нему снисходительно?

Парадный шаг по-прежнему не давался господину Ванеку. Однажды по случаю очередного смотра капитан спаги, не знакомый с местными тонкостями, изготовил несколько фотоснимков марширующего господина Ванека и отослал их в Министерство военных дел с приложением меморандума, в котором требовал немедленной реорганизации колониальной армии.

Когда господин Ванек на учебной стрельбе принимался ловить мишень, вся рота разбегалась, и сержант командовал «ложись». И когда все выглядело так, словно господин Ванек вознамерился нагулять жирку в армии, выступило ему навстречу злосчастье.

Орудием судьбы послужил тот самый стройный белокурый капитан, который успел распространить легенду о Горчеве, а на следующий день продолжил свою инспекционную поездку. Но теперь он вернулся в Оран и тут же был обо всем информирован.

– Доложите генералу де Бертэну, когда его увидите, – не преминул вставить полковник, – что мы старательно опекаем его протеже, я имею в виду Горчева. Это оказалось абсолютно необходимо – ведь он полностью негоден для солдатской службы.

– Ах ты боже мой! – воскликнул капитан и схватился за голову. – Я совсем забыл.

По одному срочному делу я обратился к де Бертэну, и генерал мне между прочим написал, что Горчев умер и он присутствовал на похоронах. Здесь служит, следовательно, совсем другой Горчев.

Перед полковником возникла трудная дилемма. Можно, разумеется, ради одного выдающегося офицера сделать исключение для одного дурака, но нельзя протежировать кому попало только потому, что он дурак. Кроме того, казус способен породить неслыханные сплетни. Офицеры посоветовались. Бедолага, конечно, не виноват, но делу необходимо положить конец. Одному лейтенанту поручили тактично, но с присущей солдату энергией исправить ситуацию.